Перед выходом на дальнюю охоту с ночевкой наши старейшины – мой отец и наш друг С.Я. Коротов – собирались, чтобы обсудить маршрут, место ночевки и некоторые детали предстоящей охоты.

     С нашими ирландскими сеттерами бывали охоты на тетеревов и других лесных и полевых птиц в три поля за один выход. Нужно было выйти часа в три пополудни, дойти до намеченной стоянки, по пути занимаясь поиском дичи, и, устроившись на ночлег, дожидаться утра. Утром продолжали охотиться до полудня и, наконец, шли обратно. Так и получалось три поля – вечернее, утреннее и опять вечернее. Об одной из таких охот я и хочу рассказать. И не только об этой охоте, а обо всем, что связанно с выездами в заветные уголки любимой мною Новгородской области. А наблюдений за десятки лет охоты накопилось ох как много…

     К вечеру первого дня мы пришли к бывшему хутору Веретье, что стоял на возвышенности перед гладким моховым болотом. Слово "веретье" означало во многих краях России возвышенную сухую гряду среди болот или вблизи их берегов. Название хутора вполне соответствовало его расположению. На восточном склоне, который спускался к моховому болоту, был разбит небольшой сад с яблонями, вишнями и ягодными кустарниками.

     Все это давно заброшено, а хозяева со времени коллективизации там уже не жили. Однако опустевший крестьянский дом с русской печкой еще стоял под крышей и был почти целый. Неподалеку ютился сарайчик, набитый сеном. Жители окрестных деревень еще держали скот и выкашивали траву. Этот сенник нам был очень кстати: в нем можно было переночевать, зарывшись в душистое сено.

     Расположившись в пустой избе, на припечке развели небольшой костерок, чтобы подогреть еду и вскипятить чай.

     Тогда у нас с отцом был ирландский сеттер Фрам, происходящий от Зорьки Писарева и Рыжика Коротова. Я помню, как мы с отцом ехали на трамвае к Сергею Сергеевичу за щенком. Жил он в то время в начале Ланского шоссе. Цену на щенков устанавливала секция охотничьего собаководства при Ленинградском областном обществе охотников, и стоил наш Фрам в 50-е годы прошлого столетия ровно 37 руб. 50 коп. Щенок был записан на мое имя, и тогда я впервые стал владельцем охотничьей собаки. В молодости он был очень страстной и быстрой на ходу собакой.

     Чтобы немного обуздать эту неуемную страсть и постепенно добиться вежливости к дичи, приходилось довольно много таскать его на корде. Он был настолько сильной и азартной собакой, что приходилось к корде иногда привязывать небольшую елочку или сосенку, чтобы увеличить сопротивление быстрому ходу и заставить более внимательно следить за командами ведущего.

     Со временем Фрам стал хорошей охотничьей собакой, никогда не гонял птицу, а если случалось искать подранка, обязательно находил его, но в зубы не брал, а прижимал лапами к земле, иногда даже облизывал.

     Ранним утром после легкого завтрака вышли в поле. Посланные в поиск, собаки одна за другой начали работать сначала по набродам, потом, подняв головы, стали по дичи. Все это было необыкновенно красиво. Охотники приготовились к выстрелу, послали собак вперед. После их короткой подводки начали подниматься тетерева. Раздались выстрелы, несколько птиц упали, остальные полетели к краю мохового болота. Утренний туман над низиной еще не рассеялся, поэтому места посадки тетеревов никто не увидел. Петушки были уже частично в черном пере или, как говорили охотники, "в букетах".

     Чтобы обсудить ситуацию, решили немного посидеть и наметить дальнейшие действия. Край яблоневого сада окружали сосны, которые недавно спилили. На этих сосновых пеньках мы и устроились, неторопливо разбирая работу собак и удачливость стрельбы.

     Решили обойти веретьевский мох слева и справа и встретиться на мосту через речку Исаковку. Нам с отцом достался путь обхода мха справа. Мы с Фрамом спустились в моховое болото, и вдруг кобель уловил запах дичи и перешел на потяжку. Она была довольно длинной, собака шла по чистому месту без высоких деревьев. Наконец Фрам стал на стойке и был послан вперед. Перед нами, не далее 10 шагов, тяжело поднялся старый черныш. Тетерев долго не хотел взлетать, поскольку находился в разлиньке, что легко можно было определить по состоянию оперения. На коже было много так называемых пеньков, которые представляют собой начальную стадию развития пера. Существующие пока на корпусе перья держались непрочно, они легко выдергивались при небольшом усилии. А на крыльях перья сидели довольно прочно, что позволяло чернышу взлететь. Полюбовавшись добытой дичью, мы пошли дальше. Около полудня развели костерок и приготовили чай. К этому времени подступила жара, собаке становилось труднее работать, и ей был нужен отдых. Дальше наш путь проходил по краю бывшей пашни, где рос смешанный лиственный лес, в основном ольшаник. Там водились вальдшнепы, в жаркое время суток прятались тетерева. Отдохнувший Фрам продолжал работать, но чуть сбавил ход и старался не упускать нас из виду. На нашем пути, по словам местных жителей, было еще два хутора: Дунькин и Наташкин. Неподалеку раньше находились Дураково и Потехино. Но признаков этих хуторов мы не обнаружили, видимо, они были разорены раньше, чем Веретье, и никаких следов от них не осталось, даже пеньков.

     Обследуя край перелеска на границе с полем, наш Фрам коротко приостановился, мы устремились к собаке, но не успели подойти к нему вплотную, как впереди поднялся вальдшнеп. Стрелять по нему не стали: и далековато, и можно задеть дробью собаку.

     Так потихоньку пришли к мосту, а там уже были наши друзья: дядя Юра и С.Я. Коротов с ирландским сеттером Рыжиком. У них тоже были встречи с дичью, им удалось взять одного вальдшнепа.

     Теперь мы двинулись в сторону дома. На пути у нас был еще Ерзовский мох с многочисленными островами. А там могли быть и белые куропатки, и тетерева, и старые черныши, живущие обычно по краю мха или в его укромных уголках, питаясь клюквой, брусникой и другой ягодой. В Ерзовском мху есть остров Ржаной. Это длинный и узкий участок суши среди мха. Было время, когда пахотной землей и покосами крестьяне очень дорожили. Ржаной остров был освоен хлебопашцами, на нем сеяли озимую рожь и собирали неплохой урожай. Участок ржаного поля во мху привлекал тетеревов, белых куропаток и другую дичь, а также охотников. Одна из наших команд направилась для проверки Ржаного острова, но там тетеревов не оказалось. В это время они, наверное, еще кормились во мху, где росла клюква, гонобобель и брусника. Позднее, ближе к вечеру, они могли вернуться на остров для ночевки, но это время пока не пришло.

     Вскоре мы вернулись в свою деревню, полные впечатлений.

     Было еще много охот, и часто встречались заброшенные усадьбы и хутора. А теперь уже целые деревни исчезают с лица земли. Казалось бы, людей меньше, значит, дичи должно быть больше, но получается как раз наоборот. Дичь, особенно пернатая, хорошо уживалась с сельскими жителями. Птицы любили кормиться на засеянных нивах и покосах. Серые куропатки иногда зимовали в овинах и ригах по деревням, где были остатки зерна и сена, что помогало им выжить в суровые зимы. Количество пролетных бекасов, дупелей, гаршнепов значительно уменьшалось по мере сокращения покосов. Многие луга стали зарастать и сделались непригодными для гнездовий и жизни этих птиц.

     В новгородской глубинке есть много угодий и мест, где раньше жили люди. Они пахали землю и разводили скот. Теперь эти места напоминают о себе лишь названиями бывших деревень и хуторов. На южном берегу озера стоял хутор Голи, где жила семья Лебедевых, на другом берегу была деревня Городок, а неподалеку барская усадьба и деревня Удовище, севернее – хутор Лутьяново, Зубово, Исаково и многие другие.

     Со временем все эти хутора, усадьбы и деревни пришли в запустение, а многие вообще исчезли с лица земли. В лучшем случае пахотные земли превратились в покосы, и если сохранились сараи, в них можно было найти сено, заготовленное на зиму.

     Прошли годы, оставшиеся деревни совсем опустели, коров больше нет, покосы зарастают. Угодья оставлены охотникам, но те из них, кто раньше здесь охотился, отмечают заметное снижение количество пернатой дичи в этих местах. О причинах этого я уже сказал…

     Вернулись в деревню мы довольно рано. Был субботний день, и Василий Фадеевич топил баню. Мы тоже были приглашены попариться. Банька была замечательная, стояла она на берегу озера и топилась по-белому. Попарившись, можно было окунуться в озере и снова вернуться па полок. Василия Фадеевича обычно звали просто Фадеич. Это был бывалый мужик, воевал в финскую и Великую Отечественную войну, был серьезно ранен в спину, но выжил, и один из немногих мужиков вернулся домой. Его назначили бригадиром в колхоз Бережок, состоявший фактически из жителей той же деревни, где жил он сам с женой Марьей Егоровной.

     После бани Фадеич был приглашен к нам на ужин. После нескольких рюмок Фадеич обычно рассказывал о колхозных делах и вообще о "системе сельского хозяйства". Умным, деловым мужиком он был.

     Мы еще несколько лет охотились в районе озера Тихое. Фрама уже не стало, появились новые собаки: Гейм, Веста и другие. В наших краях практически не было заливных лугов, встречались холмы, гряды, релки и верховые моховые болота. Поэтому бекас и дупель встречались редко. Места для натаски молодых собак ограничивались небольшими болотинами среди полей и по краям моховых болот. Основной охотой была тетеревиная.

     Но мы уже знали, что на реке Уверь есть деревня, а вокруг нее богатые бекасами и дупелями угодья. Наша жизнь сложилась так, что в этой деревне удалось построить дом, где мы могли жить с дочерьми и внуками, заниматься натаской собак, охотой, рыбалкой и походами в окрестные леса за грибами.

     Река Уверь – самый полноводный приток Мсты и одна из красивейших и живописных в Новгородской области. Деревня, где мы поселились, в лучшие времена насчитывала около 70 дворов. Она расположена на небольшой возвышенности близ реки и окружена обширными лугами. Раньше луга и низины выкашивались, а сено складывалось в скирды, уложенные на большие ветки деревьев или срубленные ольховые кусты. Зимой на тракторе это сено перетаскивали к скотному двору.

     На кошеных лугах в изобилии водились бекасы и дупеля, было где разгуляться охотнику с легавой собакой. Бывали времена, когда в деревню съезжались охотники с пятью собаками одновременно. Собак натаскивали и охотились. Натаска была весьма успешной, что подтверждалось полевыми испытаниями и состязаниями. Достаточно упомянуть натасканных в этих местах ч. Искру А.А. Ливеровского, ч. Йога Г.В. Персианцева, Зорьку II С.С. Писарева, Тролля Б.В. Ермолова, неоднократно получавших полевые дипломы I степени.

    Организатором этого наплыва охотников с ирландскими сеттерами являлся А.А. Ливеровский, а навел его на эти места известный краевед, поэт и писатель К.В. Гарновский. Оба они работали с В.В. Бианки и поэтому были давно знакомы.

     В паводок наша деревня превращалась в остров. Поэтому почти каждый имел лодку или челнок, и все занимались рыбной ловлей. Избы в деревне стояли настолько плотно, что местами корове приходилось с трудом проходить между постройками, чтобы попасть в стойло. Но был налажен хороший противопожарный контроль. Каждый день назначался дежурный, в его обязанности входила проверка порядка в избах, он следил за детьми, пока их родители были в поле. На всякий случай имелся насос, установленный на металлическую раму. При необходимости он мог быть доставлен на конной тяге в нужное место. К тому же на каждом доме висела табличка с указанием инструмента, который хозяин дома должен нести к месту возгорания.

     Было время, когда для молодых семей в деревне уже не хватало места, им приходилось переселяться и осваивать новые угодья. Так возникали хутора Дуброво, Марково, Молодильно и другие. Все они обычно строились близ реки, чтобы по ней всегда можно было попасть в родную деревню.

     В деревне стояла небольшая церковь, работали магазин, паромная переправа через реку. На пароме переправлялись трактора, косилки и другая техника во время сенокосной страды.

     Это было время и для успешных охот с легавыми собаками по бекасу и дупелю. В моховых болотинах, поросших редким березняком, держались выводки тетеревов.

     К сожалению, этот охотничий рай закончился к концу прошлого столетия. С каждым годом сокращалось поголовье скота, уходили из жизни старики-крестьяне, паром был уже никому не нужен, и совхоз его продал. Перестали косить луга, и они постепенно зарастали. Одновременно сокращалась численность пернатой дичи: куликов и тетеревов. Оставались коростели и утки на вечерних зорьках. Но и коростели вскоре почти исчезли, редко можно было услышать их характерную песню – покрякивание с этакими дергающимися звуками, из-за чего его прозвали дергачом.

     Бывало, коростель прибегал прямо в деревню. Однажды, стоя на крыльце своего дома, я увидел коростеля, бежавшего по тропинке вдоль изгороди. Я думаю, вольные птицы были уверены, что здесь в них стрелять не станут. И они были правы, охота для нас начиналась только за пределами деревни.

     Коростель очень любит бегать, и поднять его на крыло бывает трудно. Опытная собака, понимая это, делает прыжки в местах предполагаемых сидок птицы, нередко подобный маневр заставляет ее взлететь. Летит коростель ровно и медленно, опустив зад и ноги. Поэтому стрелять коростеля несложно. Промахи бывают чаще всего оттого, что стрелок торопится с выстрелом и заряд вылетает слишком кучно, пролетая мимо птицы, как пуля.

    Наступили времена, когда местных жителей, постоянно живущих в деревне, почти не оставалось. Однажды в конце августа на другом берегу реки появились два человека, пожилые женщина и мужчина, и попросили перевезти их. Это были люди, завербованные в послевоенные годы для работы на стройках в городах и поселках Новгородской области. Прошло около 40 лет с тех пор, как молодыми покинули родные места.

     Оказавшись в деревне, они были поражены изменениями. Спрашивали, а где же магазин, где паром и часовня. Ответов на эти вопросы у нас не было. На предложение зайти в нашу избу и попить чайку они отказались и пошли искать свою бывшую избу, но так и не смогли найти, определили лишь место, где она когда-то стояла. Мы снова пригласили их в наш дом. Но в ответ услышали: "Спасибо, уж лучше помянем нашу избушку там, на пеньках, где она стояла".

     И все-таки очень хочется верить, что наши русские земли прорастут новой порослью и что можно будет сказать словами поэта: "Здравствуй, племя младое, незнакомое"…

Игорь Тиме. Фото автора
(Журнал "Охотничий двор", март 2011 г.)