КАШТАН

Иногда приходится слышать споры о том, могут ли собаки думать и принимать разумные решения. Не знаю, о каких собаках это спорят, но то, что Каштан и думал, и, прежде чем что-либо сделать, выбирал наилучший вариант из нескольких - это точно.

Каштан - красный сеттер. Ну, красный, это одно только название. А был он весь именно каштанового цвета, за что и получил свою кличку. Попал он к нам уже взрослым, родословной его никто не знал, поэтому и был назван Каштаном.

Экстерьерные данные он имел замечательные: сильную, хорошо развитую грудь, большие вислые уши и блестящую волнистую шерсть. В общем, у него было все, что и положено иметь чистопородному ирландскому сеттеру. А сообразительность Каштан проявлял во всех ситуациях. Да вот вам, пожалуйста, случай.

Возвращались мы как-то с перепелиной охоты, на которой Каштан показал себя просто молодцом. Ходить с ним было одно удовольствие. Шагаешь себе по жнивью, а он впереди, шагов за пятьдесят, выписывает челнок: то вправо возьмет, то влево, и снова - вправо... Время от времени остановится, оглянется, дескать, не слишком ли далеко ушел, и опять нос к земле.

Но стоило ему только зачуять дичь, как он весь преображался. Нос вытягивался вперед, спина напружинивалась, шаг становился осторожным. Попеременно поднимая лапы над стерней и нежно опуская, он очень осторожно приближался к перепелу на минимально допустимое расстояние и застывал в совершеннейшей стойке: прут - стрелой, одна из передних лап поджата, весь он устремлен вперед. И только если вы подходили недостаточно тихо, Каштан, не поворачивая головы, косил своим умным светло-коричневым глазом: осторожней, мол, с птицей дело имеешь.

По тихой команде "фас!" Каштан бросался вперед и почти всегда накрывал перепела, но поймать его живьем собаке все же никогда не удавалось. Птица упархивала из-под самых лап и стремительно улетала. Здесь уже должен был показать свое искусство охотник.

Не было случая, чтобы Каштан преждевременно спугнул птицу. Что же касается охотника, то, по правде сказать, он был не ахти, и частенько мазал.

Вот с такой охоты мы и возвращались.

Вечерело. Последние отблески зари разливались над Кахетинским хребтом. Его вершины, гребни и провалы между ними были очерчены четко и ясно, как на гравюре великолепного мастера, которым является сама природа. Над горами, от нежно-розовых до темно-багровых, плыли фантастические рыбы, великан вздыбил огненного коня, крались и еще какие-то невероятные чудища, будто подготавливая нашествие на засыпающую землю. И только одно крохотное облачко, над тем самым местом, где упало за хребет солнце, горело ярко и тревожно, как бы предупреждая беспечное человечество об опасности.

Резвый ветерок, будто расшалившийся ребенок, взлохматил придорожные кусты, но, поняв, что разыгрался не вовремя, отошел на покой. Все постепенно затихало и тонуло во мраке. И только горная речка впереди тянула свою бесконечную, неумолчную песню, не то жалуясь на что-то, не то чему-то радуясь...

Эту речку нам предстояло переехать. Но, вопреки нашим планам, мы застряли на самой середине. Чертыхнувшись, шофер первым ступил в ледяную воду, за ним последовали и мы.

Коварны горные речки. С виду все вроде бы надежно: воды на пол-аршина, и в русле и в пойме - сплошной камень. Кажется, поезжай куда хочешь. Но на иной такой галечник наехать очень опасно. Через несколько минут машина садится на дифер, потом скрываются колеса, рама, а не примешь мер, то спустя полусуток и ничего не увидишь.

Мотор взвыл от натуги, мы толкали изо всех сил, и, хотя наш "газик" не был тяжел, его уже засосало.

Каштан, опершись передними лапами о борт и тихо повизгивая, некоторое время наблюдал за нашей возней, а потом, будто угадав наперед, что наши усилия ни к чему не приведут, спрыгнул в воду. Выбравшись на берег, он отряхнулся и еще некоторое время понаблюдал за нами. Вел он себя очень беспокойно. Подумав, что он после купания озяб и поэтому просится домой, я разрешил ему.

- Иди, Каштан, - сказал я и взмахнул рукой по направлению к дому. Он тут же убежал. За Каштана я не беспокоился. Вокруг были пустынные места, да и до части оставалось километра четыре, не больше.

Провозившись еще с полчаса, устав и взмокнув, мы вышли на берег.

- Придется все же идти за машиной, - сказал подполковник Литвинов, выбрасывая одну за другой намокшие сигареты.

- Дурак! - щелкнул я себя по лбу.

- Что такое?

- Каштан-то ушел, с ним бы и отправить записку, - пояснил я.

- Мыслить и задним умом полезно, на будущее пригодится, - усмехнулся Литвинов.

Мы курили, а сами поглядывали на машину, которая незаметно для глаза садилась все ниже и ниже.

- Вот какое болото, разве подумаешь когда, что в камышах можно утонуть, - больше сам с собой рассуждал подполковник.

Пора было кому-то собираться в путь. Но в это время мы услышали звук мотора, а вскоре засветились и фары. Машина шла в нашем направлении. Мы повеселели. Кто бы там ни ехал, а помощь нам была обеспечена. Шоферы друг друга в беде не бросают.

Тут из-за кустов, к моему удивлению, появился Каштан! Будто докладывая о выполнении задания, он ткнулся носом мне в колени, потом уселся рядом, часто и тяжело дыша. Даже в темноте видно было, как от него столбом поднимается пар. Следом за собакой подошла и дежурная машина из части.

- Ай, да Каштан! Ну, и молодчина! - трепал собаку за ушами Литвинов. - Сделал дело - и никакого зазнайства.

- Молодец, песик, - похвалил Каштана и приехавший за нами капитан Гульянц. - В части весь наряд на ноги поднял и успокоился только в машине. Сидит в кабине и этак умненько на дорогу поглядывает. В одном месте, на развилке, я повернул, было, не туда, так он чуть в окно не выпрыгнул. Остановил я машину, выпустил его. И вот - привел точно к вам.

Александр Константинов, 1972 год

вернуться назад
вернуться на главную