СОБАЧЬИ ИСТОРИИ
РОК

...Все началось с пронзительного телефонного звонка, едва я влез в ванну. Хелен постучала в дверь, я кое-как вытерся, надел халат и кинулся наверх. Не успел я взять трубки, как меня совсем оглушил взволнованный голос.

– Мистер Хэрриот! Я из-за Рока… Он два дня пропадал, его только что привел какой-то человек. Говорит, нашел его в лесу с ногой в капкане. Он же… – В трубке раздалось подавленное всхлипывание. – Он же, наверное, все это время…

– Ужасно! Ему очень худо?

– Да! – Миссис Хаммонд, жена управляющего местным банком, была спокойная, энергичная женщина. Наступила пауза: видимо, она старалась взять себя в руки. И действительно, голос ее стал почти спокойным.

– Да. Боюсь, ему придется ампутировать лапу.

– Мне так жаль! – Но удивлен я не был. Нога, двое суток зажатая в варварской ловушке, невредимой остаться не может. Теперь, к счастью, такие капканы запрещены законом, но в те дни по их милости на мою долю часто выпадала работа, без которой я предпочел бы обойтись, и я вынужден бывал принимать решения, невыносимо для меня тягостные. Лишить ли ноги животное, которое не понимает, что с ним происходит, чтобы сохранить ему жизнь, или за него выбрать сон, снимающий боль, но последний? По правде говоря, в Дарроуби благодаря мне жило несколько трехногих собак и кошек. Выглядели они не слишком несчастными, и хозяева их не лишились своих друзей, и тем не менее…

Но все равно, я сделаю то, что надо будет сделать.

– Жду вас, миссис Хаммонд, – сказал я.

Рок был высоким, но худощавым, как свойственно сеттерам, и показался мне очень легким, когда я поднял его, чтобы положить на операционный стол. Он покорно повис у меня в руках, и я ощутил жесткие выступающие ребра.

– Он сильно исхудал, – заметил я.

Миссис Хаммонд кивнула.

– Голодал два дня. Это же очень долго. Когда его принесли, он так и накинулся на еду, несмотря на боль.

Я осторожно приподнял искалеченную ногу. Беспощадные челюсти капкана сдавливали лучевую и локтевую кости, но встревожил меня страшный отек лапы. Она была вдвое толще нормальной.

– Так что же, Мистер Хэрриот? – Миссис Хаммонд судорожно стискивала сумочку. (Мне кажется, женщины не расстаются с сумочками ни при каких обстоятельствах.)

Я погладил сеттера по голове. Его шерсть под яркой лампой отливала червонным золотом.

– Этот страшный отек… Причина тут, конечно, и воспаление, но пока он оставался в капкане, кровообращение практически прекратилось, а это чревато гангреной – отмиранием и разложением тканей.

– Я понимаю, – сказала она. – До замужества я была медицинской сестрой.

Очень бережно я поднял распухшую до неузнаваемости лапу. Рок спокойно смотрел прямо перед собой все время, пока я ощупывал фаланги и пясть, продвигая пальцы все ближе к жуткой ране.

– Вообще-то скверно, – сказал я. – Но есть два плюса: во-первых, нога не сломана. Мышцы рассечены до костей, но кости целы. А во-вторых, что даже еще важнее,– лапа теплая.

– Это хороший признак?

– О да! Значит, хоть какое-то кровообращение в ней есть. Будь лапа холодной и влажно-липкой, надежды не осталось бы никакой. Пришлось бы сразу ампутировать.

– Так вы полагаете, что спасете ему лапу?

Я предостерегающе поднял ладонь.

– Не знаю, миссис Хаммонд. Как я сказал, кровообращение не прекратилось совсем, но вопрос в том – насколько. Часть мышечной ткани несомненно отпадет, и через два-три дня положение может стать критическим. Но я все-таки хочу попытаться.

Я промыл рану слабым раствором антисептика в теплой воде и кончиками пальцев исследовал ее жутковатые глубины. Я отсекал кусочки поврежденных мышц, отрезал полоски и лохмотья омертвевшей кожи и все время думал, как это, должно быть, тяжело для собаки. Но Рок сидел, высоко держа голову, и даже не вздрагивал. Раза два, когда я щупал кости, он вопросительно взглядывал на меня, или порой, наклонившись над лапой, я вдруг ощущал нежное прикосновение влажного носа к моей щеке. Но и только.

Эта поврежденная нога выглядела гнусным надругательством. Мало найдется собак красивее ирландских сеттеров, а Рок был просто картинка – глянцевитая шерсть, шелковистые очесы на ногах и хвосте, придающие ему особое изящество, благородная морда с добрыми кроткими глазами. Я даже головой тряхнул, отгоняя от себя мысль, как он будет выглядеть без лапы, и быстро повернулся за сульфаниламидным порошком на подносе у меня за спиной. Слава богу, хоть он у меня есть – одно из новейших средств! Я буквально набил им рану в уверенности, что он помешает развитию инфекции. Потом с каким-то фаталистическим чувством наложил марлевый тампон и легкую повязку. Больше ничего для него я сделать не мог.

Рока привозили ко мне каждый день. И каждый день ему приходилось выносить одно и то же снятие повязки, которая обычно прилипала к ране, неизбежное удаление отмирающих тканей и наложение новой повязки. Но, как ни невероятно, он казалось, нисколько не был против. Почти все мои пациенты входят очень медленно, а вот покидают приемную со всей возможной быстротой, волоча за собой на поводке владельцев. А некоторые, не успев подняться на крыльцо, вывертываются из ошейника и во весь дух улепетывают по улице, оставляя погоню далеко позади.

Рок же всегда входил охотно, помахивая хвостом. Обычно даже он протягивал мне лапу. У него всегда была эта привычка, но теперь, когда я нагибался и ко мне тянулась перебинтованная лапа, такое движение обретало особый смысл.

Неделю спустя положение выглядело совсем уж угрожающим. Отмершие ткани непрерывно отпадали, и настал вечер, когда я снял повязку, и миссис Хаммонд, ахнув, отвернулась. Благодаря своему медицинскому образованию, она была отличной ассистенткой – держала лапу и интуитивно поворачивала ее именно так, как мне было удобно, пока я обрабатывал рану, но на этот раз у нее недостало сил смотреть.

И винить ее я не мог: в ране виднелись белые кости плюсны, как человеческие пальцы, лишь кое-где прикрытые лоскутками кожи.

– Безнадежно? – шепнула она, не оборачиваясь.

Я ответил только, когда подсунул ладонь под лапу.

– Вид, бесспорно, страшноватый, но, знаете, по-моему, это – предел и теперь произойдет поворот к лучшему.

– Я не поняла?..

– Нижняя поверхность вся теплая и нормальная. Подушечки абсолютно целы. И вы заметили? Запах же исчез! Потому что омертвевшей ткани больше нет. Я практически уверен, что начнется заживление.

Она бросила быстрый взгляд на рану.

– И вы считаете, что эти… эти кости зарастут?

– Конечно. – Я присыпал их моим верным сульфаниламидом. – Совсем прежней лапа не станет, но выглядеть будет терпимо.

Так и произошло. Времени потребовалось много, но новые здоровые ткани упорно нарастали, словно желая подтвердить правильность моего прогноза, и, когда много месяцев спустя Рок явился в приемную по поводу легкого конъюнктивита, он по обыкновению вежливо протянул мне лапу. Я столь же вежливо ее пожал и осмотрел. Верхняя поверхность была безволосой, гладкой и глянцевитой, но совершенно здоровой.

– Ведь совсем незаметно, правда? – спросила миссис Хаммонд.

– Абсолютно. Просто чудо. Небольшая проплешина и все. И он даже не прихрамывает.

Миссис Хаммонд засмеялась.

– Да, нисколько. И знаете что? Он, по-моему, благодарен вам по-настоящему. Посмотрите только!

Наверное, знатоки психологии животных высмеют как нелепую фантазию ее предположение, будто сеттер понимал, что кое-чем мне обязан, и смеющаяся открытая пасть, высунутый язык, настойчиво протягиваемая лапа ничего подобного не означали.

Пусть так, но одно я знаю, одному я рад: несмотря на все мучения, которым я его подвергал, Рок не затаил на меня зла.

Джеймс Хэрриот

вернуться назад
вернуться на главную

СОБАЧЬИ ИСТОРИИ РОК

СОБАЧЬИ ИСТОРИИ
РОК